6 сентября Тверской театр драмы открыл сезон на малой сцене премьерой спектакля "НеУДОбные" в постановке Александра Павлишина.
Пьеса рассказывает историю четырех молодых женщин, отбывающих наказание в исправительной колонии под присмотром начальницы отряда и каждая в свой срок надеющихся на условно-досрочное освобождение. Заняты в спектакле сплошь сильные и уважаемые - Юлия Бедарева, Яна Голубева, Татьяна Лугачева, Дарья Плавинская, Ирина Погодина. И тем обиднее оказалось ощущение, что неладно что-то в Датском королевстве.
Обидно за Погодину, отыгрывающую получение тяжелого известия в лучших традициях Островского с прижиманием рук к груди и метаниями по сцене с последующим резким скачком в благодушную реакцию на шутки товарки. Обидно за Плавинскую, такую земную и "сегодняшнюю" в "Фантомных болях" 10-летней давности, разыгрывающую в ровно столь же современных "НеУДОбных" лермонтовскую баронессу. Обидно за Лугачеву, героиня которой, являясь частью той системы, которая перед проверкой мыльце с полотенчиками разложит и которая всегда держит под рукой штрафные изоляторы, вместе с тем умудряется играть в классную даму а-ля мадам Куку из "Безымянной звезды" и заключенных разве что в Летний сад гулять не водит. Обидно за Голубеву, показавшуюся лучше всех вжившейся в роль, но кажется так и не определившуюся с причиной прогибания героини под окружение. Если это страх насилия, то в возможность рукоприкладства со стороны других героинь (во всяком случае исходя из того, как они играются) не верится ни на йоту. Если же жажда внимания, то тогда к чему играть страх?
К слову, образ классной дамы оказался помянутым не зря - атмосфера мест лишения свободы в спектакле субъективно очень условна. Происходящее на сцене гораздо более походит на частную школу, где героини только и делают, что хохмят, курят в форточку, занимаются самодеятельностью, ходят в церковь, на банные процедуры и символически занимаются нетяжелой работой по пошиву одежды.
Корень всего сумбура, происходящего на сцене, естественно, может крыться только в одном - в режиссуре, а точнее, в ощущении отсутствия четкого режиссерского посыла и кажущейся попытке построить спектакль на одном тексте, который здесь, к сожалению, сам по себе не "играет". Выбранная модель противопоставления героинь внешнему миру столь же неоспорима, сколь и очевидна. Однако при ближайшем рассмотрении пьеса выглядит гораздо объемнее представленной черно-белой картинки. Как это ни парадоксально (хотя, с точки зрения человеческой природы, вполне закономерно), но маленький мирок героинь представляет собой все ту же систему с "неудобным" меньшинством, которой они все вроде как противостоят. Три возвышенные героини, живущие любовью к ребенку, любовью к мужчине и идеями спасения общества коллективно держат четвертую за человека второго сорта - мол ничего-то ты в этой жизни не видела и ничего не знаешь, не то что мы. Ничего не напоминает? Правильно. Классические "Три сестры". Правда, там сортность определялась умением подобрать поясок к платью. Вот тут то и стоит понять, что хищничество героини Голубевой, как и хищничество чеховской Наташи, вызвано исключительно неприятием ее "высокодуховным" большинством - что посеешь, то и пожнешь. Ведь так удобно страдать в разлуке со своим ребенком и не найти ни капли ласки для такого же брошенного всеми несчастного ребенка, сидящего на расстоянии вытянутой руки, упиваться любовью к мужчине и не найти ни капли любви для коллеги по несчастью, спасать человечество на баррикадах и при этом не найти ни капли сострадания к конкретному человеку... Даже интересно, кого бы сделала изгоем эта троица, не будь в их мирке героини Голубевой? Убийцу? "Великую" музыкантшу, живущую великою любовью? Взбалмошную дамочку, отказывающуюся от сытой довольной жизни и лезущую на рожон по собственному почину?
Хочется верить, что приведенная интерпретация пьесы ошибочна или рассматривалась командой спектакля и была сознательно отвергнута. Если же нет, то вот это и есть самое страшное - незамеченность неудобных в спектакле про неудобных.
В ближайшее время постановку можно будет увидеть 1 и 11 октября.