Всегда интересно понять: почему режиссер выбирает для постановки ту или иную пьесу. Новой работой Валерия Персикова в Тверском театре драмы стал спектакль «Сестра Надежда».
Пьеса Александра Володина «Старшая сестра» впервые увидела свет рампы уже давно: в последние дни 1961 года. Выбор ее для постановки именно сегодня можно считать одновременно и закономерным, и странным. Закономерным, потому что в бытовых перипетиях отношений персонажей этой «лирической драмы» можно открыть и мораль притчи, и безжалостную поступь большой Истории, и усмешку над человеческими слабостями, и восхищение перед даром творчества. Словом – есть где развернуться режиссеру, по-своему истолковывая смыслы, сюжет и характеры пьесы. А странным выбор можно назвать потому, что автор эту пьесу – единственную из всего им написанного, по собственному признанию, ненавидел.
Почему? Ведь «Старшая сестра» обошла почти все сцены СССР, игралась за рубежом, получила экранное воплощение, собравшее миллионы кинозрителей, которые назвали Татьяну Доронину лучшей актрисой года! При всем этом Володин не мог простить себе, что он, фронтовик, не раз смотревший смерти в лицо, тяжело раненный, награжденный главной солдатской медалью «За отвагу», единственный раз пошел на компромисс. Под давлением доброжелателей из партийных инстанций изменил финал пьесы с трагического на умеренно-оптимистичный. В первом варианте запоздалая попытка Надежды реализовать свой актерский талант оканчивалась крахом. Одновременно рушилась и жизнь младшей сестры, понявшей банальную мудрость того, что «не построится и не устроится счастье твое на несчастье чужом».
В досочиненном варианте героиню ждал успех в роли пушкинской Лауры (Валерий Персиков заменил Лауру чеховской Соней из «Дяди Вани», что, конечно, более подходит той Наде, которую представлял драматург). Но из-за этого талантливо выписанная автором проза жизни вполне тривиальных людей становилась как бы предисловием к рецензии в газете, отметившей Надин талант. Тем самым скрытый конфликт пьесы, который был вполне понятен образованной публике времен «оттепели», размывался, переносился в сферу сугубого противоречия характеров.
Исполнение роли Надежды Резаевой Татьяной Дорониной сначала в спектакле Г.А.Товстоногова, а затем и в фильме, считается практически эталонным. Между тем броский и подчеркнуто эффектный типаж актрисы далек от володинской героини. В тексте не раз подчеркивается Надина обыкновенность, неяркость. Потому и возникают ее не совсем безобидные фантазии об ухаживаниях пожилого начальника. Потому и выглядит таким поразительным ее преображение, когда она всем существом своим входит в сценический образ.
В тверском спектакле Ирина Погодина все это убедительно оправдывает. Крупноватая фигура, милая домашность облика, неловкость в общении с незнакомцем или разгневанным начальником… Но все это до поры, когда к восхищению приемной комиссии театрального института Надя начинает взволнованный монолог о своей любви к театру. И пусть это признание написано молодым Белинским очень-очень давно, пусть устарели пылкие признания, присущие романтической прозе, но у Нади – Погодиной они звучат так, словно только сегодня сорвались с кончика пера…
Впрочем, пьеса ведь не про сегодня? Зрители в отзывах на премьеру уже отмечали тщательное воссоздание атмосферы времени, когда дети войны становились взрослыми, вставали перед выбором судьбы, профессии, любви. Да, художник Николай Юдин, несмотря на собственную молодость, представил на сцене узнаваемый пожилыми зрителями Ленинград конца пятидесятых. То дождь, то снег за окнами, аскетический быт, скромная одежда. На дяде Мите – опекуне двух сестер – великоватый френч военного покроя. Человеческий тип, который воплощает на сцене Константин Юченков, достоверен в каждой детали и оттого символичен: это советский обыватель в беспримесном виде. Ограниченный, живущий в установленных рамках, проповедующий полезные человеку и государству предсказуемость и рациональность.
Для сестер – Нади и Лиды – дядя Митя выступает благодетелем. И они, как и зрители, не сразу понимают, что Ухов, убеждая и наставляя, по сути, забирает у них свободу выбора, отнимает надежду на счастье. Юченков в очень непростой роли (недаром ее с увлечением воплощали такие мастера, как Михаил Жаров, Евгений Лебедев, Олег Ефремов) подчеркнуто обытовлен, предсказуем в реакциях, убедителен в добрых советах. Это ходячее воплощение здравого смысла из лучших побуждений ломает жизни племянницам, которых он – и в этом нет сомнения – по-своему искренне любит. Его эмоциональный всплеск чувств в финале, когда сестры выходят из-под контроля, не станет для него началом примирения с новыми веяниями: Ухов у Юченкова не из тех, кто способен меняться. Образ многослоен и, на мой взгляд, очень близок тому, что различал в дяде Мите автор пьесы.
Ведь, в сущности, «Старшая сестра» еще и о том, как трудно состояться очевидному, бесспорному таланту, когда для него затруднены, закупорены пути реализации. Когда пропаганда превращает неплохих, в сущности, людей в винтики этатистской машины, заставляет не просто повторять плоские, все более бессмысленные идеологические мантры, но и искренне в них верить…
Трио исполнителей главных ролей – Погодина, Юченков и Екатерина Юркова, воплотившая на сцене младшую сестру Лиду – в спектакле Валерия Персикова, на мой взгляд, доносят до сегодняшнего зрителя самое главное, за что любят театралы драматургию Александра Володина: искренность и честность, любовь и сочувствие к человеку.
В маленьких ролях, выписанных автором с фирменным мягким юмором, блеснули в спектакле Валентин Кулагин (Володя, предполагаемый жених Надежды) и Борис Михня (ответственный работник Огородников). Особенно подчеркивает – почти до шаржа – смешные моменты роли Кулагин, но делает это так тактично и элегантно, что зал отвечает одобрительными аплодисментами.
И все-таки: почему Валерий Персиков выбрал тот вариант пьесы, на премьеры которого драматург отказывался приходить? Для чего насытил спектакль поэтическими строками, звучащими и «за кадром», в записях самого Александра Володина, и со сцены? И почти во всех текстах звучит одно и то же имя-слово – Надежда?
Мне представляется, что режиссер сознательно «преодолевал» автора, И с высоты прожитых десятилетий пытался своими средствами напомнить зрителям, что надежда есть, должна, обязана быть. Что общество все-таки меняется, должно меняться и возможность счастья – в любви ли, в творчестве, в общении – должна присутствовать в жизни каждого.
Удалось это в спектакле? Разумеется, не в лоб, а образным намеком, художественным штрихом? Судя по реакции публики на спектаклях, думаю, да. И, может быть, Александр Володин согласился бы с таким подходом?
Вот только не совсем «володинской», излишне символистской представляется введенная постановщиком сцена первой встречи Кирилла с Шурой. Девушка в буквальном смысле поднимает будущего мужа, упавшего под джазовый шедевр Арти Шоу «Лунный луч», снабженный русским текстом Евгения Клячкина. Есть и другой полюс: «забытовленной» и огрубленной предстала сцена в общежитии, хотя важнейший момент осознания Надей утраты былой искренности сыгран Ириной Погодиной превосходно. Совсем не к месту в полупьяной обстановке этой сцены пение песни Окуджавы про надежды маленький оркестрик – и песня написана много позже, и пелась она в совсем других компаниях. В эпизоде прихода Шуры в квартиру сестер Резаевых не помешало бы разнообразить эмоциональное и интонационное наполнение роли, исполняемой Виктории Козловой – тем более, что и текст дает для этого основания, и актриса готова к усложнению своей задачи.
«Сестра Надежда» после пьесы ученика Володина Александра Вампилова «Провинциальные анекдоты» стала еще одним содержательным высказыванием театра о советской истории. Не о великих событиях, победах и утратах, трагедиях и торжествах. О жизни простых, обычных людей, которые не задумываются о своей исторической роли, но исполняют ее, изменяя общество и страну.
Валерий Смирнов
-----------------------------
Увидеть спектакль «Сестра Надежда» в Тверском театре драмы можно 21 апреля и 1 мая.