На сцене в спектакле «НеУДОбные» представлены будни женской исправительно-трудовой колонии эпохи Путина. По ходу действия одна из героинь произносит со всей возможной актерской искренностью: «Как быстро время пролетело»! Вряд ли понимая, что посылает в зал импульс психологической фальши.
В заключении время не летит, а ползет. Ведь это время не-жизни. Его, которое уже не повторится никогда – у тебя отняли. Заняли механической, подневольной работой, тянущейся как воспроизведение на экране съемки рапидом. Окружили чужими-чуждыми людьми, втиснули на воле несовместимых в одну клетку. Чтобы в вязком ужасе существования, в котором личное под запретом, до самых толковых дошел смысл строчки из пьесы Сартра: «Ад – это другие».
Текст тюремной драмы, вышедшей из-под пера Магдалены (Елены) Курапиной, не блещет оригинальностью. Он приблизителен и почти лишен индивидуальных красок. Сюжетные повороты предсказуемы. Характеры намечены самыми дежурными средствами – из тех, над которыми иронизировал еще Антон Павлович Чехов.
Однако будем реалистами. Современная драматургия на русском языке – явление, в котором количество уже много лет не переходит в качество. Конечно, «много лет» – понятие относительное. В английской литературе для сцены между Шекспиром и Шоу прошли почти три века, а у нас еще свежа память о Володине и Горине. Тем более, нам дарован и Николай Коляда, уже написавший пьес больше, чем Шекспир, Островский и Булгаков вместе взятые.
Но режиссер и актер Тверского академического театра драмы Александр Павлишин выбрал для совершенно самостоятельной, дипломной, выпускной работы в РУТИ-ГИТИС новую драматургию, не имеющую большой сценической истории. И не любое из сотен ежегодно публикующихся сочинений для театра, а из числа представленных на конкурс «Действующие лица», в организаторах которого – известный экспериментальный театр «Школа современной пьесы».
Для режиссера выбранная пьеса не должна иметь недостатков. Безумство театрального творца (оно же талант) проверяется готовностью преодолеть очевидные литературные несовершенства, чтобы создать полноценное театральное зрелище. Пьесу «НеУДОбные» в Санкт-Петербурге поставили как символическое действо с актрисами то в черных, то в белых одеждах, с подчеркнутой надбытовой декламацией, на пластических контрастах между сбитостью четырех фигур в почти нерасчленимое единство и разомкнутостью, потерянностью в пространстве сцены женских тел и характеров, изломанных у каждой своей личной судьбой и мукой.
Павлишин, справедливо сомневаясь в органичности решения, целиком подчиняющего словесную ткань пьесы формальным приемам, не стал рушить бытовую основу. Поэтому его спектакль не имеет фиксированного начала. Зрители еще отыскивают места, карабкаясь к стульям по ступеням малого зала театра, а актрисы, точнее – зэка второго отряда колонии – уже заняты делом. Они обсуждают предстоящий отчетный концерт, после которого должно состояться заседание комиссии по УДО – условно-досрочному освобождению.
По ходу спектакля режиссер дает исполнительницам (пьеса сугубо «женская» по составу) немало возможностей продемонстрировать и психологическую достоверность, и пластическую раскованность, и музыкальность. Предложенные им образные ходы с использованием швейных машинок, большого полотнища, баночек с кремом, сборной сцены для будущего выступления полны чисто театральной, игровой выразительности и демонстрируют не только владение профессиональными приемами, но и развитую, натренированную творческую фантазию.
При этом почти ни один из используемых формальных приемов не становится самоцелью и строго подчинен общему замыслу. А замысел – не только протест против неволи, не только традиция русской гуманистической культуры еще со времен «Записок из Мертвого дома», начатых в Твери осенью 1859-го, видеть в падших и осужденных нерастраченные силы и трагизм встречных ошибок человека и общества. Но сверх того – осознание стремления к пониманию Другого как необходимости – равно личной и общественной.
Самый броский рисунок роли реализует в спектакле Яна Голубева. Ее героиня – брошенная хозяевами дворняжка: просительные интонации, заискивающая пластика, готовность на все, лишь бы признали своей в кругу более авторитетных сиделиц. И на контрасте – в финале – взрыв ненависти ко всему миру, затоптавшему человеческую, женскую душу.
Юлии Бедаревой досталась роль молодой женщины, которую государство «закрыло» за попытки выражать свое мнение в любое время и любым способом, а не только в отведенных для этого тем же государством унизительно узеньких рамках. На мой взгляд, заявленный характер должен был реализоваться в доминантах непокорства и отчаянной страсти, плотской тоски по любимому, ради которого Наташа и стала участницей жестко подавляемых политических протестов. Режиссер и актриса выбрали иной путь, в результате героиня получилась лиричной, близкой зрителям (зрительницам), но по дороге потеряла силу и качества лидера и сместилась из центра четверки героинь на краешек.
Более четкими по трактовке мне представились роли, исполненные Дарьей Плавинской и Ириной Погодиной, но они не вышли за рамки добросовестно представленных типажей, что обусловлено в первую и главную очередь литературным уровнем авторского текста.
В итоге спектакль оставил двойственное впечатление. Очевидного театрального профессионализма – и все-таки не до конца удавшейся попытки за счет режиссерских и актерских средств в рамках реалистической традиции психологического театра «закрыть» схематизм и одномерность драматургии. Может быть, для творчества Курапиной действительно органичнее та манера, в которой была решена постановка в Санкт-Петербурге? Но вот беда, опыт показывает, что сугубое новаторство чаще всего фонтанирует там, где не все ладно с театральным мастерством. А Александру Павлишину расстаться с уверенным владением режиссерской профессией уже никак невозможно. Что и подтвердили всеми плюсами и минусами его «НеУДОбные».
